ЧИРОК

Весна в этом году выдалась ранняя. Как будто где-то прозвенел невидимый будильник, и мать-природа спохватилась, вскочила, глянула спросонья на календарь и заохала: марток пришел! Срочно вызванный откуда-то ветерок, разбросал облака, и выглянуло солнышко. Удобно, казалось навеки, расположившийся снежный сугроб-бархан посерел и ссутулился. Еще день-другой, и белая скатерть заснеженного поля начала покрываться жирными, черными пятнами проталин, как бы нехотя обнажая пашню. Опять набежали откуда-то тучи, заплакал мелкий, пока еще холодный дождик, безжалостно смывая остатки того, что  еще недавно называлось снегом. И все вокруг вдруг задышало, зашевелилось и запело. Не выдержав такого дружного натиска, зима, цепляясь за  густые ели,  прячась по оврагам, начала отступать. Весна, пожалуй, проигрывала эту баталию только на воде, где ночной холод еще не давал окончательно растаять льду. Потихоньку приближался апрель…

            Апрель я люблю больше всех месяцев в году,  хотя бы от сознания  того, что закончилась зима,  наконец-то растаял снег, что вот-вот все зазеленеет, что еще все лето впереди, ну и , конечно, потому, что открывается весенняя охота. Одна беда – коротка она, всего десять дней, а надо успеть так много. Благо в этом году открытие шло, как весна с юга на север, открывая одну область за другой. 

Первая подвернувшаяся возможность на работе и вот я уже собираюсь на юг Рязанской области, где охота открывалась с вечерней зорьки 30 марта. Понимая, что готовиться что-то очень хорошее, собаки суетились вокруг, пытаясь показать, кто из них самый лучший и кого обязательно нужно взять с собой. А вот брать-то я, к сожалению, никого и не собирался. Приглашение было на охоту с подсадной уткой и четвероногий друг там вроде как без надобности. Ничего,- уговаривал я себя и собак, - С 6 апреля у нас открывается, еще находимся по лесу. Когда я начал выносить ружья, Жак, мой старший лабрадор, по-деловому схватил ошейник и направился со мной к машине. За ним двинулись Хок и Бон, еще два моих ретривера –  лабрадор и прямошерстный.  Домой, - твердо крикнул я. Собаки обижено попятились. Хок, буквально надувшись, демонстративно не глядя в мою сторону, ушел на подстилку и, отвернувшись к стенке, лег. Бонька по щенячьи скакал вокруг, в надежде, что это лучший способ уговорить меня передумать. А вот Жак, самый опытный, лег на порог и завыл. Точнее это был не вой, это был безудержный плач обманутого и разочарованного друга-охотника. Разумеется, мое сердце дрогнуло: Я так поступить не мог!

-Куда ты его берешь?,- засуетилась жена, - Тебе же с ним некогда заниматься там  будет, что он там один сидеть будет?!

-Ничего, что-нибудь придумаем,- ответил я.

Обычно беспокойный в машине, Жак сидел тихо, словно опасался, что его еще могут высадить. Триста километров до границы Рязанской и Липецкой областей пролетели незаметно! Поля, поля, вокруг одни бескрайние поля, отделенные друг от друга редкими посадками, перелесками и речушками. На фоне голубого неба, часто показывались стройные треугольники гусиных стай.  На разливах рек и ручьев, иногда и просто в каких–то лужицах уже деловито покрякивали утки, стремясь побыстрее обзавестись семейством. Лепота!!!!

Мы подъехали к деревенской избе на окраине деревни, где нас уже поджидал мой товарищ Николай, хозяин дома.

- Привет, Виталий! Как доехал? А это что? Ты зачем собаку-то взял?!

- Привет! Да вот не смог я его оставить! Может на вальдшнепа с ним схожу…

- Вальдшнепа в этих краях немного: видишь поля одни. Хотя одно место есть, завтра   покажу. А на утку, его не бери. Ночи холодные, долго он без движения не высидит-замерзнет, всю охоту испортит! Зачем ты его взял?! Как зовут собаку-то?

- Жак.

- А делать-то он умеет чего?

Надо сказать, что с Николаем мы познакомились недавно, прошлой осенью. Я тогда совершенно случайно попал в приятную компанию настоящих охотников на лося. После этого мы встречались еще несколько раз на охотах зимой, но вот моих собак Коля еще не видел.

- Завтра сам посмотришь!,- ответил я. 

            Вставать нам предстояло очень рано, поэтому после короткого застолья  в сыроватых после зимы сенях мы с удовольствием легли у жаркой истопленной русской печи. Ночи действительно еще были холодными. Жак пользуясь редким случаем, пытался устроиться ко мне как можно ближе: когда еще можно будет вот так рядом с хозяином поспать? Печка с одной стороны и верный пес с другой быстро меня согрели, и я уснул.

            Звонок прозвенел громко и резко. Уф, пора вставать. Надо же, вроде бы только легли! Перспектива променять теплую, уютную стенку печки на холод водоема не радовала. Вот уж точно говорят: охота пуще неволи! Везет же Жаку ему тут еще часов до десяти спать. Но пес явно был не согласен со мной, он деловито собирался на охоту: быстро сбегал «по делам», попил воды, нюхнул миску: перед охотой ни-ни, схватил поводок и сел рядом, напряженно прислушиваясь к кряканью подсадных уток, которое доносилось из сарая. Короткая лекция на тему «Как хорошо слушаться хозяина, остаться его ждать здесь, а потом будет такое….» ожидаемого эффекта не возымела. Жак преданно смотрел мне в глаза, и, казалось, обещал выдержать и выполнить все, лишь бы его взяли с собой. Но нет, нельзя!

            До моего озерца, рядом с которым  был оборудован шалаш, идти было недолго. Я быстро выпустил подсадную, расставил чучела, вытащил термос и зарядил ружье. Все, можно немножко оглядеться пока еще только начало светать.

Да, все-таки не зря я променял печку на дырявый шалаш! Земля, скопившая за долгие месяцы под снегом силы, источала невероятные ароматы. Запах прелой травы, который, казалось, забыт за зиму навсегда, кружил голову и вызывал невнятное чувство ожидания.  Я невольно поймал себя на мысли, что и все вокруг замерло и чего-то, как и я, ждет. Ни дуновения ветерка, ни предрассветной распевки_ уже прилетевших птиц. Даже подсадная утка бросила  чистить свои  перья и к чему-то прислушивалась. Вдруг, где-то неподалеку из болота раздался невежливый крик лысухи, за ним пропели побудку деревенские петухи и, как по команде, кто-то большой и важный повернул невидимый выключатель. Звезды, как лампочки начали гаснуть одна за другой, а непроглядная тьма  обрела плоть и стала наполняться синевой. На воде стали видны дрожащие отражения прибрежных кустов-призраков, которые, подумав немного, достали откуда-то гуашь и неуверенными мазками начали писать на ряби какую-то мистическую ало-оранжевую картину, отражавшуюся в небе и облаках. Одинокая звездочка все еще пыталась им  посветить.  Все, пора в шалаш!

            Мне еще долго пришлось сидеть, любуясь красотами утра. Как завороженный я смотрел на тайные перестроения гусей в высоко идущих косяках, пытаясь разгадать их смысл. А гусь шел очень здорово. Я даже пожалел, что я сейчас здесь, а не где-нибудь в поле, в скрадке, с профилями гусей.

            Рассвело и я смог оглядеть свое озерцо. Со всех сторон оно было окружено зарослями осоки и камыша с редкими рыбацкими проходами к воде.  Посредине плавал достаточно большой ледяной островок, нерастопленный еще весенним солнцем. Шалаш был добротно спрятан и замаскирован прошлогодним камышом. Подсадная работала неважно, и мне периодически приходилось раззадоривать ее своим манком, а иногда, когда утка совсем засыпала, приходилось даже привставать. После одной такой побудки, утка действительно разошлась и начала призывно орать на всю округу. И вот оно: показался первый селезень! Он по-хозяйски плюхнулся на воду и начал свои ухаживания. Я приподнялся в шалаше, вспугнул его и на взлете выстрелил.  Селезень упал в воду с противоположной от меня стороны, метрах в 10-ти от берега. Да, доставать будет непросто! А время-то уже половина восьмого! Ладно, посижу еще, потом придумаю, как достать. Раззадоренная, видимо, своим первым успехом, утка начала работать, как надо. А вот и второй летит! Надо же -  красноголовый чирок! Этот не сядет. Приподымаюсь и стреляю влет. После второго выстрела селезень падает…. на тот самый островок льда, посредине озера. Вот незадача! Как же теперь доставать-то? Открывать купальный сезон мне очень не хотелось! И тут я вспомнил, что на охоту я приехал не один, и в десяти минутах меня ждет мой Жак. Время было уже около половины девятого, _ сидеть дальше смысла не было, и  я  кинулся в деревню.

Лай своего лабрадора я услышал издалека. Когда я открыл двери, пес, наплевав на свои прежние обиды, кинулся ко мне. Ну что же, пошли! По дороге мы встретили Николая, который возвращался из своего шалаша. Он был очень расстроен, т.к. не нашел селезня, которого подстрелил в самом начале зорьки: видимо подранок. Я поделился с ним своими успехами, и мой товарищ повеселел

             - Ну что же, на шурпу уже дичь есть! Давай, показывай, как твоя собака работает!

Жак подбежал к пруду и сразу полез в камыш, старательно пытаясь найти спрятавшуюся утку. Я свистнул, и пес вернулся ко мне.

- Смотри, - сказал я, и, что есть силы, швырнул камень к противоположному берегу, стараясь попасть, как можно ближе к первой утке.

            Собака сразу кинулась в воду и поплыла. Когда лабрадор доплыл уже до середины озерца, он  приподнялся в воде, повел носом и прямиком отправился к льдине. Причуял, стервец!!! У нас и раньше бывали случаи охоты на утку по первому осеннему льду, поэтому я ни сомневался, что, проломив лед,  Жак достанет заветную утку. Не тут-то было! Лед оказался еще прочным и толстым и никак не хотел поддаваться. Мой верный друг_ старался изо всех сил вылезти на лед, но у него никак не получалось. Тогда он поплыл вокруг льдины, периодически пробуя ее на прочность. Оплыв льдину по кругу, Жак выскочил на берег. У него кровоточила грудь, изрезанная острыми краями . Лабрадор попытался перескочить с разбегу на лед, в том месте, где островок был поближе к нам. Это ему удалось, но под его весом лед проломился. Я стал звать собаку к себе, ситуация становилась уже явно нехорошей. В азарте, пес кинулся вокруг озера, добежал до противоположной стороны, бросился в воду, и тут же причуял запах первой утки, которую ветром  прибило поближе к берегу. Схватив ее, покосился опять на злосчастный остров и кинулся подавать добычу. Я попытался успокоить собаку, похвалил его, протянул ему кусочек хлеба. Пес, не отрываясь, смотрел на недосягаемую птицу, и поскуливал. Что же делать? 

            - Попробуй прострелить лед,- предложил Николай, - может, расколется?!

Я прицелился и выстрелил – островок даже не дрогнул. Зато Жак опять кинулся вокруг озера, и начал атаковать льдину с противоположной стороны. Да, ситуация! Делать нечего, не оставлять же добычу. Кроме того, еще с натасок у нас осталось железное правило: «Что не может сделать собака, делает ее хозяин». Выбираю ветку подлиней, раздеваюсь и лезу в воду. Господи, как же холодно! Как же Жак здесь плавает? Уже почти час? Собака, сообразив, что я собираюсь делать, оплыла островок и ждала меня. Подгребаю, цепляю чирка веткой и стаскиваю его в воду. Сил тянуться за ним уже нет, только бы доплыть обратно. А утка уже была в пасти у лабрадора.

            - Ну и зачем тебе собака? – спросил меня Николай,- Первую и так бы достали, за второй сам плавал! Делать тебе нечего!

            - Мы с Жаком дичь не оставляем! - ответил я.

            Лабрадор плелся сзади, как будто понимая, что разговор о нем, и что он не справился. Да, уж показательное выступление у нас получилось просто «блестящим»… Николай явно подтрунивал над нами. И тут мне в голову пришла идея:

            - Веди нас к тому месту, где ты селезня стрелял!

            - Да ты что! Часа четыре прошло! Нет там уже никого!

            - Ничего, попробуем!

            Мы подошли к запруде, которая переходила в тонкий хвост ручья, извивающийся среди достаточно  густых кустов.

            - Вон с противоположной стороны после выстрела  он и упал. Потом выскочил на берег, и я стрельнул еще раз. Утка  прыгнула в воду, занырнула  и больше я ее не видел, -повторил свою историю  Николай.

             Поискав камешек, я опять швырнул его в воду. Жак кинулся на плеск, переплыл запруду, вышел на противоположную сторону, повернулся и огляделся в поисках утки. Понюхал берег и побежал по краю влево, затем, не обнаружив, видимо, следа развернулся и побежал вниз к ручью. Мы двинулись следом вниз. Когда мы прошли метров двести, Николай предложил закончить это безнадежное мероприятие и вернуться домой. Однако собака продолжала работать, и это вселяло в меня надежду. Мы прошли еще метров сто, и вдруг лабрадор задрал нос к верху, вдохнул воздух  полной грудью и решительно двинулся в кусты. Мы с интересом наблюдали за его работой.  Жак пробирался в крепь все глубже и глубже,  обнюхал несколько кустов и полез под один из них. Обратно он выбирался ползком, держа что-то в пасти. Когда он выбрался и подбежал к нам с уткой, Николай громко и восхищенно выругался:

- «Ничего себе», надо же – нашел! Через четыре часа! Да на таком расстоянии! ДА! Вот это да!,- товарищ мой был явно в восторге, – А что он так вот всегда в руки отдает? Мой ягд в воду не шел, я его туда забрасывал. Он утку схватит, до берега доплывет, и рвать начинает. Надо же, а этот и в воду сам, и птицу в руки!

Я был горд работой своей собаки. Наконец-то представилась возможность показать Жака во всей красе. А он уже обыскивал очередную лужицу.  Николай шел некоторое время молча, затем спросил:

- Слушай, а долго  заниматься с собакой надо, что бы она так работала?

- Порядком!

- И ты вот ему можешь рукой показать, где искать и он пойдет?

- Да.

Коля, опять на некоторое время замолчал. Потом предложил посидеть, покурить. Утро было в самом разгаре. Солнышко уже припекало  и мы,  скинув тяжелые куртки, грелись в его лучах. Хорошо! Я вытащил флягу с коньяком  и предложил поднять за открытие – оно у нас точно состоялось. Выпили, помолчали… И тут Николай спросил:

- Слушай, а ты когда щенков от Жака ждешь?